Xena: Warrior Princess

Из прошлого
В душу мне
Смотрят глаза.
В них мука
И горечь,
И вызов.
Мы думали,
Что погибаем мы за,
А погибали мы из-за...

Непросто сделать выбор иногда,
когда в запасе только «да» и «да».

Я шепчу, шепчу
Имя ветра, он мне ближе всех.
Без тебя я к звездам улечу.
Ближе к ночи – просто так хочу.
Без тебя, прости, я не смогла:
Обманула, убежала в снег.
Говорила – ты не поняла.
Извини – я странный человек...

Черной нитью в парче золотых легенд,
Лунной руной на свитке прошедших лет
Мы – остались. Осталось у рухнувших стен
Черных маков поле – нас больше нет.

Снова проверим оружие в деле,
Сердце мальчишки снова в прицеле.
Шелест снарядов над головой,
Грохот разрывов, похожий на вой.

Проходит жизнь, проходит жизнь,
Как ветерок по полю ржи.
Проходит явь, проходит сон,
Любовь проходит, проходит всё...

Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летают.
Прощай. Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам, снятся и тают.

Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте...




Майоров Николай

Вот и окончен последний полет.
Черные скалы. Малиновый лед.
Грустные краски заката.
Больше не резать крылом небеса.
Но не согласны с судьбою глаза –
Темная воля крылата.



Замятин

Только видимость, только маска –
Только внезапный шквал,
Только шапки в газетах: «Фиаско!»,
Только снова и снова провал.
Только вылазка из засады,
Только бой под покровом тьмы,
Только гибнут наши отряды,
Только сыты по горло мы...



Киплинг

Эта рота
наступала в сорок первом,
а потом ей приказали,
и она пошла назад, -

Эту роту
расстрелял из пулеметов
по ошибке свой же русский
заградительный отряд...

Лежат они все двести
лицами в рассвет.
Им всем вместе
Четыре тыщи лет.
Лежат с лейтенантами,
с капитаном во главе.
И ромашки растут
у старшины на голове...

Мы над телом постоим,
посмотрите, мужики:
восемь пуль на одного -
вот и баста.
Если б вовремя коня,
– если б вовремя огня,
если б вовремя обнять -
он бы спасся...
Кровь сквозь пальцы протечет
и потребует еще.
То по брату нужен плач,
то по сыну.
Если б вовремя плечо,
если б вовремя рука -
нам бы не было врага
не под силу...

Мы над телом постоим,
посмотрите, мужики.
А потом уйдете вы
на задание.
Если б вовремя понять,
не пришлось бы нам пенять,
не пришлось бы обвинять
опоздания...

Значит, нету разлук,
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
В темноте обнимает за плечи.
И полны темноты,
И полны темноты и покоя,
Мы все вместе стоим
Над холодной блестящей рекою...

Со мною бабушка моя,
И, значит, главный в доме – я!..
Шкафы мне модно открывать,
Цветы кефиром поливать,
Играть подушкою в футбол
И полотенцем чистить пол,
Могу я есть руками торт,
Нарочно хлопать дверью!..
А с мамой это не пройдет.
Я уже проверил...




Рождественский

Средь гор осенних клен такой прекрасный.
Густа листва ветвей – дороги не найти!
Где ты блуждаешь там?
Я жду тебя напрасно,
Мне неизвестны горные пути.



Какиномото Хитомаро

После себя
Что я оставлю на свете?
Вишни – весне,
Лету – голос кукушки,
Осени – алые клены...



Рёкан

Холодным пеплом замело их след,
Но мальчики стоят и ждут ответа –
Все те, кто среди горестей и бед
Не дожил до пятнадцатого лета.
Их молчаливый строй угрюм и тих,
Шеренги, словно траурные ленты...
Так что же вы не взглянете на них,
Премьеры, полководцы, президенты?!

Все тише барабанщики стучат,
Но гаснущий их марш зовет к возмездью!
И вот горит последняя свеча,
Горит среди галактик и созвездий.
Затихший город съела темнота,
Погасли оробелые огни там.
Но эта свечка светит неспроста –
Она горит на бочке с динамитом!

Пускай весь мир вокруг уныл и хмур –
Она горит во тьме неугасимо.
Зажгли ее, как жгут бикфордов шнур,
Сгоревшие мальчишки Хиросимы.
Ее спокойный свет неумолим,
Не гаснет пламя, как бы мрак не вился.
Свечу друзья погибшие зажгли
От тлеющего пепла Саласпилса...

Теперь от страха гаснут фонари
От Балтики до Крыма и Кавказа...
Скажите, кто услышит детский крик,
Когда звереют дизели спецназа?
Скажите, кто поймет, как в эти дни
Зажатый детской болью мир непрочен?
И что во тьме спрессован динамит,
И что фитиль у свечки все короче...

Я с вызовом ношу его кольцо! –
Да, в Вечности – жена, не на бумаге. –
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза – прекрасно-бесполезны! –
Под крыльями раскинутых бровей –
Две бездны.

В его лице я рыцарству верна, –
Всем вам, кто жил и умирал без страху! –
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы – и идут на плаху.



Цветаева

Жизнь летит, как шоссе,
От любви до любви.
Полпланеты - в росе,
Полпланеты - в крови.

Тают угли в золе,
Как огарок свечи.
Полпланеты - в заре,
Полпланеты - в ночи.

Я кидаюсь к мечте,
А догнать не могу.
Полпланеты - в дожде,
Полпланеты - в снегу.

Я за отблеск в окне
Благодарен судьбе.
Полпланеты - во мне,
Остальное - в тебе.



Рождественский

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят они
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..

Ах эта летящая в тучах луна –
Таинственный свет неземной!
Кого-то покоя лишает она,
А мне вот не нужен покой.

Кому-то движение кажется злом,
И жаждет уюта душа. А мне так –
Подайте коня под седлом,
Ведь жизнь лишь в пути хороша!

Коль нету коня – и корабль подойдет,
Я крылья люблю парусов.
По бурному морю отправлюсь в полет
За птицами дальних лесов.

За хлопком, пшеницей, за медной рудой,
За жемчугом северных рек,
За тем, чтобы крови кипучей, густой
Почувствовать радостный бег.

Дороги зовут за поля, за моря,
В бескрайний разлет облаков.
И нет лучших слов, чем: «Поднять якоря!»
И песни звенящих подков...

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь — одна.

Мы негодуем, иль играем,
Иль лжем — но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем,
Душа одна — любовь одна.

Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна
Проходит жизнь, и в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном бесконечность,
Лишь в постоянном глубина,
И дальше путь, и ближе вечность,
И все ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа — верна,
И любим мы одной любовью…
Любовь одна, как смерть одна.

"Земную жизнь пройдя..." Какая чушь!
Я не иду, скорей – топчусь на месте.
Мне не дано быть той, какой хочу –
Какой угодно, лишь бы... с кем-то вместе!

Смотрю на мир сквозь щелочку в заборе.
Могу открыть калитку, сделать шаг,
Пойти вперёд, с судьбой о счастье споря,
Вот только... Согласится ли душа?

Ей больно открывать и открываться,
Ей зябко без непрожитой любви,
Она устала плакать и бояться...
Ушла бы прочь, но говорят: "Живи!"

Живи... Врагу не пожелать такого:
Быть рядом и – безмерно далеко.
Служить пустой забавой для чужого
Ума иль даже – для умов? Легко!

Хотели? Получите, распишитесь!
Из сотни искр не сложить огня.
Вам нужен потаённый смысл? Ищите.
Под грудой ярких масок нет меня.

Ни там, ни здесь. Одна. Всегда – одна.
Пустое сердце. Ледяная кровь.
Я знаю: в этом есть моя вина,
Но... Приговор до крайности суров.

Меч не коснётся головы повинной –
Нет, Провиденью незачем спешить:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я окажусь в аду своей души.




Иванова

Я себя испытываю –
Родителей воспитываю.
«Сиди!» – а я встаю.
«Не пой!» – а я пою.
«Молчи!» – а я кричу.
«Нельзя!» – а я хочу-у-у.

После этого всего
В доме что-то нарастает.

Любопытно, кто кого
В результате воспитает?

Казалось видят все одно и тоже.
Но, все увы не так! Похоже,
Что каждый видит то, что может
Или таким, как кто-нибудь поможет!
Все в механизмах зрения дробится
И если диво в страхе нам явится,
То видим мы лишь то, что знаем
Или хотя бы как-то представляем>.

Жму руки дуракам обеими руками:
Как многим, в сущности обязаны мы им!
Ведь если б не были другие дураками,
То дураками быть пришлось бы нам самим.

Скалистые горы, где спят облака,
Где в юности ранней резвится река,
Где в поисках корма сквозь вереск густой
Птенцов перепелка ведет за собой.

Милее мне склоны и трещины гор,
Чем берег морской и зеленый простор.
Милей оттого, что в горах у ручья
Живет моя радость, забота моя.

Люблю я прозрачный и гулкий ручей,
Бегущий тропинкой зеленой своей.
Под говор воды, не считая часов,
С любимой подругой бродить я готов.

Она не прекрасна, но многих милей.
Я знаю, приданого мало за ней,
Но я полюбил ее с первого дня
За то, что она полюбила меня!

Встречая красавицу, кто устоит
Пред блеском очей и румянцем ланит?
А если ума ей прибавить чуть-чуть,
Она, ослепляя, пронзает нам грудь.

Но добрая прелесть внимательных глаз
Стократ мне дороже, чем лучший алмаз.
И в крепких объятьях волнует мне кровь
Открытая, с бьющимся сердцем, любовь!

Птица в небе летит за звездой.
Перестанут рыдать облака.
Мы вместе сидим. Я с горой.
Пока не останется только гора.



Ли Бо

В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.

Прощай, моя родина! Север, прощай, -
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!

Прощайте, вершины под кровом снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.

В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.

Стакан вина и честный друг.
Чего ж еще нам, братцы?
Пускай забота и недуг
В грядущей тьме таятся.

Мы ловим радости в пути.
Пугливо наше счастье,
Оно исчезнет - и найти
Его не в нашей власти.